Про Мазая
читать дальшеЖил-был Мазай. Дед. Зайцев спасал. И прочих кроликов. Днем. Потому что ночью занят был. Партизанил. Гайки с рельсов скручивал. По заданию Большой земли и лично товарища Сталина. На грузила. Чтоб поезда со снарядами на фронт не доходили. Немцы долго терпели. Два года. Пока в Рейхе гайки не кончились. Запасные. В вощёную бумагу обвёрнутые. Супротив коррозии. Не выдержали. В гости зашли. «Кончай, шпрехают, Мазаич, задрал уже! Сильно. Сколько ж можно?!». Обиделись, значит. Осерчали. В комендатуру забрали. Замели. Допрашивать стали, признание выбивать. Чистосердечное. Вместе с зубами. А он молчит. Как рыба. Кистеперая. Не выдал товарища Сталина! Но гайки отдал. Все до единой. Помочь даже предложил. Назад их, значится, прикрутить. Отказались. Отпустили. Но с предупреждением. Чтоб больше – ни-ни! А то – шиссен. Без вариантов. Ушел. К зайцам. Помогать братьям меньшим. Природу защищать, мать нашу. «Гринпис», одним словом. Шкурки, опять же, мясо. Чтоб не голодать. Одной картохой сыт не будешь! Тоже без вариантов. Тут и война скончилась. Завершилась. К концу подошла. Победному. А Мазая все одно забрали. Свои. За браконьерство. За зайцев. За шкурки. В «воронке» увезли. Чтоб неповадно было. Вредить. Природе. Матери нашей. «А на черной скамье, на скамье па-а-адсудимых»…
Про Муму
читать дальшеЖил-был Герасим. Дворник. Мусор убирал. При барине. И при барыне, конечно. Глухой был – страшно сказать. И немой. К тому же. Но видел хорошо. Как орел. Лысый. Орел, в смысле, не Герасим. А при нем собака жила, Тузик звали. Или Каштанка – не помню точно. Пачпорта при ей не наблюдалось. Сучка, наверное. Потому что гадила везде – поспевай только. Не столько ела, сколько гадила. Кучками. Или лужицами. Если несварение. Серчали на нее барские, крепко серчали. На Герасима обижались. Но – терпели. Боялись, что уйдет: где хорошего дворника найдешь? Не болтливого? Терпели-терпели – не выдержали: «Топи, говорят, свою шавку, а то уволим. По несоответствию. Проведем по статье – где с такой трудовой работу найдешь?». А он не понял. Потому что глухой. Пришлось на пальцах объяснить. Популярно. «Сурдоперевод», называется. Понял. Расстроился. Лодку взял, камень. Веревки метра два. Погреб на стремнину. К омуту. Что без мучений. Связал, камень примотал – и в воду. Только круги пошли. Жалко! Хороший был барин. И жёнка ничего. Хоть и склочница. А Герасим теперь у Тургенева прибирает. Устроился. Хорошее место, тихое. Только собачку евоную жаль – сдохла. От чумки. Собачьей…
Под грибом
читать дальшеБежит как-то мышка по лесу. А тут дождь. Грибной. Что ты будешь делать! Вдруг – гля – гриб стоит. На ножке. Колышется слегка. Шляпкой покачивает. Она под него – шасть! – да и спряталась. Все лучше, чем мокнуть зря. Сидит, обсыхает. Заяц мимо бежал. Русак. Или не русак, но точно, что не еврей. С ушами. Мокрый такой, противный. Гриб увидал: «Пусти, говорит, мыша, меня к себе». Под грибок, в смысле. Спрятаться. А она ему: «Места, мол, маловато. Не сахарный!». Но упросил, все же, уломал. Пустила. Только разместились – лягуха скачет. Пятнистая такая. Как парашютист. Немецкий. Допрыгала, перед грибом остановилась: «Пустьите менья, говорит, пот крипок, а то всьех – шиссен!» - да автоматом из стороны в сторону – дрыг-дрыг. Нервно. Страшно. Кто ж поспорит-то? Пустили, конечно. Всем места хватило. А тут и дождь закончился. Иссяк. Обрадовались звери, по домам да норам разбрелись. И никто их больше не видел. Никогда. Гриб-то атомным был…